– Спасибо за доверие, товарищ старший лейтенант. Не думал, что мы с вами снова окажемся в одном окопе.

– Мы с Георгием Алексеевичем считали вас погибшим.

– А я вас.

– Если эту атаку переживём, то ещё повоюем. Послужим родине.

Владимир Максимович немного подрегулировал кольца окуляров и сказал:

– Эрликон стоит на открытой площадке. Зовите своих артиллеристов. Хорошая цель. Два пулемёта по флангам. А если танки ещё и проволоку растащат, то до первой казармы мы доберёмся одним броском. Если где-нибудь у них не спрятан ещё один пулемёт.

Артиллеристы выкатили одну из ЗИС-3 на прямую наводку, быстро, в два снаряда, произвели пристрелку. Но зенитный расчёт, прикрывавший аэродром с воздуха, тут же обнаружил позицию дивизионной пушки и первой же трассой накрыл позицию артиллеристов. Погибли подносчики снарядов. Ранило наводчика. Но от панорамы он не отошёл, и третьим выстрелом разнёс установку в клочья. Когда дым осел, Воронцов увидел в бинокль искорёженную платформу и куски рамы. Кругом дымились тела зенитчиков.

– А теперь – по пулемётным окопам, – сказал Воронцов артиллерийскому корректировщику.

Младший лейтенант тут же по телефону передал поправку.

Стреляло по-прежнему одно орудие. Но снаряды ложились с такой интенсивностью и точностью, что Воронцов чуть не подпрыгивал, наблюдая, как первая серия разрывов накрыла вначале одно пулемётное гнездо, потом другое.

Миномётная батарея тем временем открыла плотный огонь по окопам по ту сторону проволочных заграждений, по самому ограждению и подступам к нему. Миномётчики заодно расчищали и минное поле, которое, возможно, существовало перед колючкой.

– Ну, Курсант, давай зелёную ракету. Мы постараемся проскочить в дыру и пойдём левее. Захватим вон те казармы. А тебе роту лучше повести вдоль дороги. Отсекайте их от леса. Чтобы не ушли. А тут – наше дело. У меня к тебе, Курсант, просьба: отметь в донесении всех, кто останется в живых из моих ребят. При снятии судимости это всегда учитывается особо. Мнение командира гвардейской роты, сам понимаешь…

– Отмечу, Владимир Максимович. – И Воронцов поднял над головой ракетницу. – Танки будут работать по целям на аэродроме. Ваши пулемётчики пусть стреляют трассирующими, чтобы танкисты видели хотя бы примерное направление, куда вести огонь. Укажите им цели. Об этом просил лейтенант Кравченко.

Зелёная ракета ушла в закопченное небо. И штрафники молча встали и двумя потоками так же молча пошли к аэродрому. Никакой цепи они не рассыпали, никакого строя не держали. Через разорванные ограждения вошли на территорию аэродрома и только там растеклись лавой выгоревших гимнастёрок и плащ-палаток по взлётной полосе и сосняку. Несколько противопехотных мин сработали перед заграждениями. Убитые остались лежать там, где настигла их судьба, а раненые заковыляли в тыл, назад, к лощине.

Воронцов, оставив расчёт крупнокалиберного ДШК на гривке склона, повёл взводы правее, вдоль дороги. Туда уже ушли танки. Они вытоптали участок траншеи, где засели эсэсовцы, утолили жажду мести на лугу, гоняясь за последними, и теперь продвигались в авангарде роты, вели частый огонь с остановок в сторону КПП и казармы, откуда выплёскивало пулемётную трассу. Казарма вскоре загорелась. Пулемёт замолчал. Пулемётчик то ли менял позицию, то ли был убит.

Взводам Воронцов приказал занять немецкие окопы по периметру леса, повторявшему периметр проволочных заграждений. Окопы оказались пустыми. Бойцы охотно занимали их, тут же расчехляли сапёрные лопаты и начали перебрасывать брустверы в другую сторону.

Окопы были покинуты только что. Но стреляных гильз Воронцов в них не заметил. Отошли немцы или ушли? Воронцов осматривал в бинокль лес, просеки, поляны – тишина. Значит, ушли. Выслал несколько разведгрупп. Рота начала занимать окопы.

На аэродроме тем временем всё сильнее и яростнее разгорался бой.

Как и предполагал Владимир Максимович, штрафники одним броском достигли крайней казармы и закрепились там. Установили два пулемёта. Пулемёты теперь удачно поддерживали их продвижение фланговым огнём.

Турчин шёл впереди одной из групп. Вторая залегла и начала медленно и неорганизованно отползать назад, к проходу в проволочных заграждениях. Но группу, с которой шёл Владимир Максимович, пулемёты почему-то пропустили к первой казарме. И через минуту он понял, почему. Как только они приблизились к ней, из всех окон замелькали огоньки выстрелов. Бежавший рядом Фоминых мотнул головой и выругался. Несколько человек левее упали, забарахтались в траве, захлёбываясь кровью.

– Гранаты!

Рыкун на мгновение обогнал их, выхватил из-за поясного ремня две гранаты с длинными ручками, быстро отвинтил колпачки, выдернул сразу оба шнура, и одну за другой бросил вперёд. Казарма, оскалившаяся на них выбитыми окнами, поглотила обе гранаты Рыкуна, но через мгновение, будто тяжкую отрыжку, выплюнула снопы огня и дыма.

В окопах штрафники успели подразжиться трофеями и оружием. Рыкун снял с убитого ремень и насовал за него с дюжину гранат. У многих болтались на ремнях штыки-ножи и фляжки. Больше всего пригодились гранаты. И Рыкун, продвигаясь к углу казармы на четвереньках, работал, как самоходка. Гранаты он швырял с короткого замаха и очень точно. Вскоре шесть или семь окон от угла и влево перестали стрелять по наступавшим, их заволокло дымом и известковой пылью.

Рыкун первым запрыгнул в окно и бросил в коридор очередную гранату. Следом за ним, цепляясь штыками за обломки рамы, в угловую комнату влезли Фоминых и Терентьев.

Турчин оглянулся – левофланговый взвод тоже вставал и, на ходу ведя огонь, начал продвигаться к строениям и взлётной полосе. Он взял в правую руку «парабеллум» и нырнул в оконный проём. Под ногами хрустело битое стекло и какие-то деревянные предметы. Он пригнулся и увидел впереди коридор, заваленный мебелью, опрокинутые вёдра, тела убитых, какие-то ящики.

Из узкого проёма справа беззвучно полыхнуло. Тотчас туда полетела граната. Удар. Топот бегущих, хруст битого стекла. В дыму и известковой пыли рассмотреть ничего не возможно. Единственный ориентир – топот десятков сапог по заваленному щебнем и битым стеклом полу. Повернули вправо. Он тоже повернул и почувствовал, как плечом снёс обломок двери. Из-за обломка наперехват ему шагнула тень и ударила по каске металлическим предметом. Удар пришёлся вскользь, и это спасло Турчина. Он поднырнул под тень и резко распрямился, мгновенно почувствовав её тяжесть и силу напряжённых мышц чужого мощного тела. Дважды выстрелил и, точно зная, что попал, протянул вперёд руку и оттолкнул тень в сторону. Она не упала, а поползла по стене, икая и скрипя зубами. Он присмотрелся и выстрелил ещё раз, теперь уже выше и точнее. Тень рухнула к его ногам. Турчин увидел знакомую тёмно-зелёную нашивку с надписью «РОНА» и серебристые эсэсовские руны в петлице. Он ударил власовца прикладом в висок, под обрез каски и прыгнул вперёд.

Просторное помещение, где они оказались, было, по всей вероятности, клубом. Впереди виднелась сцена, что-то наподобие кулис, по стенам лозунги на немецком языке, ряды лавок. Часть лавок была опрокинута, и среди них, утробно рыча и взмахивая то рукой с зажатым в ней кинжалом, то ногой, то окровавленной головой со слипшимися волосами, клубились в рукопашной схватке несколько групп. Иногда из них выпадал кто-нибудь, ставший вдруг лишним в том ритуальном смертном танце, кувыркался и отползал под лавки с распоротым животом или разбитой головой. Залитый кровавой блевотиной пол топтали немецкие и русские сапоги, скребли, срывая ногти в предсмертной судороге. Но матерились все знакомо, по-русски. В углу Рыкун добивал, молотя гранатой по голове, здоровенного власовца. Турчин хотел подбежать к нему, но его сбили с ног, придавили лавкой. Он выстрелил из «парабеллума» в середину корпуса, оттолкнул ногой падающее на него тело и увидел, как Рыкун вырвал из рукоятки трофейной гранаты шнур и закричал разбитым ртом: